Неточные совпадения
За
дверью послышались, впрочем, голоса про
больницу и что здесь не след беспокоить напрасно.
До вечера они объехали, обегали десяток
больниц, дважды возвращались к железному кулачку замка на
двери кухни Хрисанфа. Было уже темно, когда Клим, вполголоса, предложил съездить на кладбище.
Больница эта состояла из бывшего господского флигеля; устроила ее сама помещица, то есть велела прибить над
дверью голубую доску с надписью белыми буквами: «Красногорская
больница», и сама вручила Капитону красивый альбом для записывания имен больных. На первом листке этого альбома один из лизоблюдов и прислужников благодетельной помещицы начертал следующие стишки...
Хозяева вставали в семь часов пить чай. Оба злые. Хозяин чахоточный. Били чем попало и за все, — все не так. Пороли розгами, привязавши к скамье. Раз после розог два месяца в
больнице лежал — загноилась спина… Раз выкинули зимой на улицу и
дверь заперли. Три месяца в
больнице в горячке лежал…
Дома писать доктор не решался, чтобы не попасться с поличным, он не смел затворить
дверей собственного кабинета на ключ, а сочинял корреспонденции в дежурной своей
больницы.
Варя(за
дверью). Фирса отвезли в
больницу?
Но когда она пришла в маленькую, чистую и светлую комнату
больницы и увидала, что Егор, сидя на койке в белой груде подушек, хрипло хохочет, — это сразу успокоило ее. Она, улыбаясь, встала в
дверях и слушала, как больной говорит доктору...
Солдаты вывели Настю за
двери. Но, когда они вышли, чиновник, выйдя вслед за арестанткой, отменил свое приказание и велел ее отвести не в карцер, а в
больницу.
И вот я заснул: отлично помню эту ночь — 29 ноября, я проснулся от грохота в
двери. Минут пять спустя я, надевая брюки, не сводил молящих глаз с божественных книг оперативной хирургии. Я слышал скрип полозьев во дворе: уши мои стали необычайно чуткими. Вышло, пожалуй, еще страшнее, чем грыжа, чем поперечное положение младенца: привезли ко мне в Никольский пункт-больницу в одиннадцать часов ночи девочку. Сиделка глухо сказала...
Он рассеянно пошел к
двери, но остановился, вспомнив, что прислуга объелась рыбой и ее отправили в
больницу.
— Мама, ты не входи ко мне, а только подойди к
двери. Вот что… Третьего дня я заразился в
больнице дифтеритом, и теперь… мне нехорошо. Пошли поскорее за Коростелевым.
Швейцар отворил
двери, и путники вступили в
больницу.
Этот цветок и поразил больного, когда он в первый день после поступления в
больницу смотрел в сад сквозь стеклянную
дверь.
И несколько минут он добросовестно и громко барабанил кулаком в
дверь, а больной отдыхал: тихонько поглаживал пальцы и, прищурившись, удивленно-равнодушными глазами обводил небо, сад,
больницу, больных. Был он высокий, красивый и все еще сильный; ветерок слегка раздувал его седеющую бороду — точно сугробы наметал на красивое, строго-печальное лицо.
— Я думаю, хорошо. Еще бы не хорошо. Но только вы
двери все-таки велите запирать. Вавилон — Вавилоном, а
больница —
больницей. — Он громко захохотал, но губы его дрожали, и смех вышел также дрожащий и напоминал, скорее, лай озябшей собаки.
— Что у вас за сумасшедший дом! — кричал он через плечо, на бегу, оглядываясь на него. — Что это за сумасшедший дом, в котором на ночь не затворяют
дверей, так что может войти всякая… всякий, кому захочется. Я жаловаться буду! Если нет денег на лишнего сторожа, то лучше не заводить
больниц, иначе это мошенничество. Да, сударь, мошенничество, грабеж. На вас полагаются как на честного человека.
В них и в бывших училище,
больнице, богадельне не было ни оконных рам, ни
дверей, даже полы были выломаны.
В широком коридоре
больницы пахло валерианкой и мятой. Таня постучала в небольшую белую
дверь. Ответа не было. Она отворила
дверь. Комната была пуста.
Был десятый час утра. Дул холодный, сырой ветер, тающий снег с шорохом падал на землю. Приемный покой N-ской
больницы был битком набит больными. Мокрые и иззябшие, они сидели на скамейках, стояли у стен; в большом камине пылал огонь, но было холодно от постоянно отворявшихся
дверей. Служители в белых халатах подходили к вновь прибывшим больным и совали им под мышки градусники.
— Видно такова судьба… Мой амфитрион, вернувшись из заграничного вояжа, спился совершенно и умер от белой горячки в
больнице, а, я выдержал этот последний, почти трехмесячный жестокий кутеж, но окончательно потерял голос и силы… Наследники покойного выкинули меня за
дверь из моего Монрепо и вот…
Как только Ростов вошел в
двери дома, его обхватил запах гниющего тела и
больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.